В Мелегежской Горке – хороший мемориальный комплекс, созданный в память о невернувшихся с Великой Отечественной войны земляках. И установлен удачно – целиком просматривается с проходящей через деревню главной автомагистрали. Немного левее мемориала – Центр культуры и досуга, где собираются селяне на разные торжества. Одно разочаровывает их: пять лет назад, когда перед 70-летием Великой Победы повсеместно начали приводить в порядок места воинских захоронений и памятные знаки, в администрации Мелегежского сельского поселения не захотели остаться в стороне. Кто выполнял и принимал здесь работу по обновлению мемориала, которую ограничили небрежным нанесением на серый гранит желтой краски, – покрыто завесой тайны, вот только теперь с трудом различимы на центральном обелиске орден Отечественной войны и фамилии погибших земляков на всех четырех стелах. Не сразу и мы нашли на одной из них имя героя нашей сегодняшней подборки – Алексея Тимофеевича Морозова.
От Мелегежской Горки до Зару-чевья – двадцать километров. Сначала дорога вела по вполне сносному асфальту, но на середине пути наш автомобиль провалился в глинистую жижу, замешанную тяжелыми лесовозами на непромерзшей зимой грунтовке. Двигаемся медленно, потому что машину то подбрасывает на сплошных кочках, то зятягивает в глубокую колею. Она неустойчива на такой дороге и требуются усилия удерживать руль, чтобы не съехать к краю обочины.
Непролазная грязь встретила нас и в самой деревне. Трудно было представить, что по ней мог прогуливаться Н.А.Римский-Корсаков (есть всего лишь предположение, что он бывал в усадебном доме деда Петра Воиновича в Заручевье (Никольском), где родился отец будущего композитора Андрей Петрович Римский-Корсаков). А теперь вот и мы, оставив автомобиль при въезде в деревню, не спеша, скользя по грязи, спускаемся к небольшому ручью под названием Мокрый, озерцом разлившемуся перед запрудой слева от дороги.
Наша цель, однако, не имение Римских-Корсаковых (оно дальше, если идти прямо), а мы порачиваем налево и поднимаемся по длинному склону к возвышающейся на самом верху Никольской церкви – главному в этом крае детищу генерал-лейтенанта и лейб-гвардии секунд-майора, тихвинского уездного предводителя дворянства Петра Воиновича Римского-Корсакова. Несколько десятилетий назад храм, воздвигнутый этим человеком в 1711 году, пытались ремонтировать, но забросили это занятие, и теперь он стоит «одетым» в леса из потемневших досок, а вокруг бросаются в глаза разбросанные и вросшие в землю стройматериалы и заржавевшие вензельные решетки, больше двух веков украшавшие сводчатые церковные окна.
Если не дойти до храма каких-нибудь десять шагов, справа на небольшом погосте за невысокой оградкой быстро можно найти могилу человека, о котором пойдет наш рассказ. На черном граните невысокого надгробия читаем: «Морозов Алексей Тимофеевич. Героически погиб, был растрелян фашистскими оккупантами в 1941 году». Но перед тем, как расстрелять, гитлеровцы зверски пытали разведчика и партизанского связного (об этом дальше – в очерке Александра Кретова и Михаила Тверского «Сильнее смерти*).
В 1965 году перед 20-летием Победы в Великой Отечественной войне в одной из публикаций об Алексее Морозове его жена Мария Васильевна вспоминала: «В 1937 году мужа избрали председателем Заручевского сельского Совета. В этой должности он и встретил войну. Когда нашу местность захватили рвавшиеся в Тихвин немецкие войска, мы, деревенские жители, переселились в лес, где выкопали окопы и обустроили их под землянки. Алексей ушел в партизаны».
Героическая натура Леши Морозова, родившего в 1901 году в бедной крестьянской семье, стремилась к новой жизни, поэтому в юношестве и одним из первых вступил в комсомол. Он рано начал работать и, хотя получил лишь начальное образование, стал организатором колхоза в родной деревне. Не без участия Алексея Морозова в условиях гражданской войны и разрухи проводили здесь продразверстку и, как говорят в округе, ссылаясь на воспоминания давно ушедших из жизни стариков, принудительное изъятие у крестьян хлеба и других продуктов продотрядами, раскулачивание сельской буржуазии оттолкнуло односельчан от энергичного и деятельного молодого коммуниста. Так это или нет – теперь подтвердить невозможно, хотя некий подвох в одном из документов краеведы все же усматривают. В акте о бесчинствах фашистов в Заруческом сельсовете среди имен и фамилий замученных и убитых жителей нет только одной фамилии – Алексея Морозова. А ведь составившие и подписавшие акт руководители исполкома сельсовета и колхоза «Заручевье», рядовые колхозники хорошо знали, какой мученической смертью он погиб.
Знали они и том, что Алексей Морозов бесстрашно сражался с врагом в партизанском отряде. «Алексей Морозов, Александр Купцов, Гри- горий Дарков и другие разведчики делали вылазки в тыл врага, собирали сведения о передвижении противника, численности войск и техники. Они не раз смотрели смерти в лицо… – вспоминал впоследствии командир отряда Иван Семенович Щуров. – В тылу противника партизаны устанавливали связь с местным населением, перебрасывали газеты, листовки и разъясняли народу правду о неизбежном разгроме армий кровавого Гитлера».
Именно с такой целью отправился Алексей Морозов и в свой последний рейд в тыл врага. По-разному толковали потом люди случившееся с ним в злополучный ноябрьский день сорок первого года. Вот, например, что запомнила жительница деревни Амосово Галина Шелемах из рассказа председателя здешнего колхоза Макара Богданова, к которому пришел Алексей Морозов и попросил проводить до Заручевья (сам он плохо знал территорию Амосовского сельсовета): «Пошли вместе по лесным тропам, миновали поле, повернули вдоль речки Верхняя Амосовка, на «горобках»** свернули на тропу к Захоже, прошли вдоль Любилесного болота. Шли еще долго. Миновали урочище Ясная Поляна, вышли в Захожское кадно,*** вот-вот должна показаться деревня – и тут на повороте тропы внезапно появились немцы».
Обоим завязали глаза и повели. Почти у края деревни Макара Богданова отпустили, а Морозова конвоировали дальше. Что с ним было потом – видели немногие. Когда немцы заняли Захожу, Раплю, Заручевье и другие деревни, жители покинули свои дома. «Мы, амосовские, – вспоминает Галина Шелемех, – подались на хутор Вересно или, как еще его называли, Ясная Поляна.
Еще одно воспоминание оставила жительница Рапли Екатерина Розова В 1941 году ей было 14 лет и она хорошо помнит, как в одну из ночей 1937 года арестовали отца: «В дом вошли председатель сельсовета Морозов Алексей Тимофеевич, комсомольцы из Заручевья и милиционер. Тот объявил: «Горячев, ты арестован»… Потом, когда немцев выбили из наших деревень, слышала, что Морозова выдал какой-то заручевский мужик. Он повел фашистов в Амосово, и они повстречали напрявляющегосяв Заручевье Морозова».
Возможно, выдача партизана явилась местью кого-то из односельчан, обиженных советской властью и конкретно председателем Заручев-ского сельсовета. Но это не меняет сути нашего рассказа – Алексея Морозова арестовали и жестоко пытали. Вот что написал в статье «Партизанский разведчик» воевавший с ним в одном отряде Александр Кретов (статья вышла через тринадцать лет после публикации в той же газете «Трудовая слава» очерка «Сильнее смерти» с участием того же автора. Обратим внимание на расхождения с предыдущей публикацией):
«…Начались допросы, которые превратились в страшные пыт- ки. Фашисты в который уже раз твердили: «Где партизаны? Кто послал с газетами? Где находится семья?..». Партизан отвечал коротко: «Не знаю. Не скажу».
Допросы длились несколько дней, но ничего не дали. Тогда фашист-ские изверги стали возить полуживого разведчика по деревням, надеясь, что кто-то узнает и выдаст его. В деревне Рапля, куда привезли Морозова, никого не было. Все жители ушли, спрятались…
Холодным ноябрьским днем раздетого и босого Алексея Морозова вывели на улицу. Враги били его прикладами винтовок, ставили возле забора и по очереди стреляли. Пули жужжали возле головы, но партизан молчал.
На другой день Алексея Морозова привезли на место, где тлели остатки сожженного дома (фашисты каждый день жгли дома, потому что страшно боялись ночной тьмы). Морозова заставили рыть могилу, но он уже не мог стоять – сидел на снегу в ожидании близкой смерти. Гитлеровцы бросили свою жертву на догорающие угли. Сверху засыпали пеплом и кирпичами. Прибили доску с надписью: «Красный партизан. Фамилия неизвестна».
Да, есть нестыковки в изложении событий, даже у одного и того же автора, но разве это умаляет величие подвига героя.
Рассказывая о муже красным следопытам**** – учащимся 7-го класса тихвинской школы №2 (встреча состоялась в Рапле весной 1965 года), Мария Васильевна отметила, что очень внимательным был Алексей Тимофеевич в отношениях с людьми, его уважали в селе. А как он любил детей, которых в семье Морозовых было трое. Старший Александр, родившийся в 1924 году, перед отправкой на фронт прошел военную подготовку и в мае 1944 года в звании лейтенанта пропал без вести. Сегодня его имя хранят страницы Книги памяти Тихвинского района, но, к сожалению, не значится оно рядом с именем отца на стеле мемориала в Мелегежской Горке, воздвигнутого в память о земляках, не вернувшихся с полей сражений Великой Отечественной войны.
Николай ЛИВАНСКИЙ.
